- ЭПИГРАММЫ
- НЕ ХОДИТЕ, ДЯДИ, В АФРИКУ ГУЛЯТЬ!
- ГА, ГА, ИЛИ ДВАДЦАТЬ ЗАПОВЕДЕЙ ГУСЯТНИКА
- ГА, ГА - 2 ИЛИ ОСОБЕННОСТИ ДИЛЕТАНТСКОЙ КОРРЕКТУРЫ
- ПОДАРИ ИХ КАКОЙ-НИБУДЬ СВОЛОЧИ
- ДВА РАССТРЕЛЬНЫХ ДЕЛА
- ПОДВИГ КРАСНОФЛОТЦА КОРОЛЁВОЙ
- НЕ РОЙ ДРУГОМУ ЯМУ
- БЕЗНАДЕЖНЫЙ ЗАГОН
- ОЧЕРЕДЯМИ ПО УТКАМ
- ЧЕМПИОНСКАЯ РЕАКЦИЯ
- ДВА ИВАНЫЧА
- УТКИ-ЛЕСБИЯНКИ
- КЕЙ - ДЖИ - БИ
- КОВБОЙ И ТИХОНЯ
- НОВГОРОДСКИЕ ГОЛОВОЛОМКИ
- СНАЙПЕР НА ВЕСЕННЕЙ ОХОТЕ
- ЭТИ СТРАННЫЕ РЯЗАНСКИЕ ГУСИ
БЕЗНАДЕЖНЫЙ ЗАГОН
Друзья мои охотники!
|
||
Давным-давно, когда спортивную лицензию на копытного зверя еще можно было заработать ударным трудом в охотугодьях, а о понятии «коммерческая лицензия» никто и слыхом не слыхивал, была эта охота. Складывалась она удивительно неудачно. Три (!) выезда в угодья не принесли моей команде успеха. Невезуха была просто потрясающей! Сезон заканчивался, а лось взят не был, Пустые загоны сменяли друг друга, а если зверь и был, то явно заговоренный, поскольку либо оставался в загоне, либо уходил куда угодно, но только не на стрелковую линию. Лицензия наша... горела ярким пламенем! Правда, была еще надежда (последняя) на то, что сезон, как это иногда бывало, продлят до середины января. Так и случилось, но... Не уныние, конечно, а, скорее, чувство безнадежности - вот что сидело в подсознании участников предстоящей последней охоты, Из числа участников предыдущих неудачных выездов упрямых и оптимистов осталась лишь треть. Не прибавляло веры в успех и то, что нам предстояло охотиться 14-15 января, то есть в два последних дня сезона. Не 6ы-ло особого оптимизма и в той информации, которую вечером получили от руководителя охотхозяйства. А говорил он, что зверь есть, но, прошедший в течение сезона суровую школу, он «научен» и взять его будет совсем непросто. В конце дебатов, чтоб сделать более плотными цепи стрелков и загонщиков, порешили сдвоить команды и каждый в такой суперкоманде мог стрелять двух зверей. Утро вечера мудренее, и выдалось оно просто прекрасным. Совершенно распогодилось, хотя всю ночь крупными хлопьями валил снег. Небо было безоблачным, светило солнце. Чудесная погода явно подняла настроение охотников, однако первый же загон не принес долгожданного результата. Лосей в загоне не оказалось, зато в десяти метрах от одного из стрелков пробежал заяц, а вслед за ним... шесть кабанов. После этого старший егерь, получив очередное подкрепление добровольцев-загонщиков, повел их, не мешкая, на исходные позиции для второго загона. Стрелки же, проделав двухкилометровый марш-бросок, стали вставать на номера. Поскольку народу в стрелковой цепи было предостаточно, то егерь, расставлявший нас на номера, решил «прикрыть фланг». С точки зрения техники безопасности его решение было совершенно оправданным, поскольку в конце стрелковой линии, параллельно ей, начинался глубокий и широкий овраг, заросший густым высоким кустарником, а за оврагом, перпендикулярно к нему, уходила вверх просека. Меня и еще одного охотника егерь и решил поставить на этой просеке. Мы перебрались, а точнее, с трудом продрались через частельник в овраге. Я остался на его краю, а егерь с охотником ушли вверх по просеке. Метрах в шестидесяти от моего номера егерь поставил стрелка у густой высоченной ели, а сам покатил дальше. Я бесшумно зарядил свою пятизарядку, осмотрелся, несколько раз вложился и вдруг с неудовольствием услышал, как лязгает затвор СКСа на последнем номере. Затем, вдобавок к этому, стал раздаваться громкий треск ломаемых веток. Этот чудак решил, что называется, вжаться в ель и для этого с воодушевлением ломал мешающие ему здоровенные нижние ветви. На все это я смотрел с тихим бешенством, понимая, что после такой шумовой подготовки нам двоим здесь уж точно удачи не видать! А тем временем (это хорошо было видно) егерь наш доехал до пересечения просек, переломил ружье, вынул патроны, поднес стволы к губам и протрубил. Послышались голоса загонщиков. Егерь же зарядил ружье, встал на свою лыжню и поехал по ней назад в нашу сторону, периодически крича: «Гоп!» Я пребывал в убеждении, что если, возможно, кто и выйдет на выстрел, то уж явно не на наш фланг. А поскольку глаза мои, снова и снова обшаривающие отведенный мне сектор, отмечали лишь сплошную белую неподвижность, то убеждение это постепенно перерастало в абсолютно твердую уверенность. Голоса загонщиков понемногу приближались. Вот уже и егерь поравнялся с моим соседом, остановился, вытащил правую ногу из валенка, перемотал портянку и вновь обулся. Затем они с соседом закурили и завели беседу в полный голос. Егерь зачем-то иногда оборачивался в сторону загона и кричал свой «Гоп!» Я закинул «МЦ-21» за плечо и на всякий случай машинально еще раз пробежал глазами свой сектор. И вдруг... Знаете, как это бывает, когда вы в журнале смотрите на две совершенно одинаковые картинки, в которых вам предлагают найти десять невидимых на первый взгляд отличий. Приблизительно такое же чувство вдруг овладело мной, ибо в белоснежной картине покрытого ночным снегом леса что-то изменилось, но что, было пока неясно. Я, что называется, «ел глазами» каждый метр, пока не обнаружил то, что меня насторожило. В самой глубине оврага, в покрытом снегом кустарнике, метрах в шестидесяти от меня глаза мои впились в... варежку, висящую за кустом. Именно ее напоминал округлый, продолговатый черный предмет. Варежка? Откуда? И только тут до меня дошло, что предмет этот мог быть только одним - ухом лося. А в следующий момент я совершенно неожиданно для себя вдруг обнаружил, что смотрю на это ухо уже не просто так, а поверх прицельной планки. Оказывается, я успел сдернуть ружье с плеча и вложиться. Загонщики кричали слева совсем близко, но лось никак не реагировал. Мелькнула и пропала мысль, что охота может получиться... Тем временем загонщики миновали мой номер и вот-вот должны были выйти на цепь стрелков. А я все стоял и целился в ухо-варежку. Руки затекли, на глаз набегала слеза, но пошевелиться было нельзя. И тут лось повернул голову в сторону загона. Кухта с куста осыпалась, и я отчетливо увидел его голову. Туловище оставалось невидимым, и его можно было только угадывать за снегом, сплошь покрывавшим кусты. Надо было что-то делать, и немедленно, поскольку в любое мгновенье лось мог исчезнуть из виду, уйдя в спасительную теперь для него сторону загона. Стрелять в голову из дробовика на 60 метров? Риск! Стрелять в воображаемую за снегом лопатку? Тоже риск, но медлить я уже не мог. Я моргал глазами, сбивая слезу, а уставшие руки готовы были вот-вот опустить ружье. И я выбрал второе... После выстрела здоровенный бык выпрыгнул из частельника. Он в два прыжка перемахнул более-менее просматриваемый участок на дне оврага, и снова белизна поглотила его. Я бы запросто успел выстрелить в него второй раз, но не сделал этого. Почему? Да потому, что через мгновение после выстрела, метрах в десяти за тем местом, где стоял первый лось, кустарник как бы взорвался и из разлетевшегося снега вымахнул... второй. Это было так неожиданно, что глаза мои машинально перекинулись на новую цель, и я потерял эту драгоценную секунду.
|