Оружейный магазин «Спортганз» | охотничий и спортивный магазин оружия

ДВА РАССТРЕЛЬНЫХ ДЕЛА

Друзья мои охотники!

За мою более чем сорокалетнюю охотничью практику много было у меня стрельбы, разной и всякой.

Надо сказать,

Были совершенно замечательно дальние выстрелы, оценивая которые деревенские охотники обычно вопрошали одобрительно, мол, у тебя зенитка, что ли парень?

Были королевские дублеты... Олин из них - вальдшнеп-глухарь, сделанный в присутствии двух охотников (свидетелей) и теперь является предметом моей гордости.

Были совершенно потрясающие «пудели», объяснить которые обычной логикой было просто невозможно. Однако со временем все эти моменты понемногу теряют четкие очертания в памяти и даже накладываются друг на друга, Наверное, это естественно. И только два случая, связанные со стрельбой на охоте, по сей день, моя память хранит так, что я могу описать их в мельчайших подробностях. Возможно, такая цепкость памяти объясняется тем, что мне пришлось тогда, строго говоря, не стрелять, а расстреливать...

ДЕЛО ПЕРВОЕ

Итак, эта история - веселая... Давным-давно, когда первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев официально провозгласил, что, мол, коммунизм - это не только советская власть плюс электрификация всей страны, как говорил дедушка Ленин, но еще и химизация народного хозяйства, началась, помнится, в наших ивановских лесах борьба с так называемым «сорным» лесом с помощью химии.

Делалось это просто и незатейливо: ездил по лесным дорогам и просекам трактор «Беларусь», тащил за собой цистерну на колесах, из которой в обе стороны из двух распылителей била маслянистая и удивительно вонючая жидкость. По задумке «химиков», она должна была уморить лиственные деревья, оставив целыми и невредимыми ценные хвойные породы, то есть ель и сосну.

Идиотизм этой затеи был совершенно очевиден, поскольку струя распылителя покрывала расстояние не более 10-15 метров. Надо сказать, что неожиданно начавшаяся «химическая война» с лиственным лесом так же неожиданно и закончилась. Уж не знаю, в какой степени, но я (грешен, братцы охотники) и теперь с большим удовольствием могу вам доложить, что самолично приложил к этому руку. А произошло это так...

Шел я себе с ружьем по лесной дороге, посвистывал в манок в надежде обдурить очередного рябчика и... морщил нос от резкого неприятного запаха, который преследовал меня сначала на просеке, потом на дороге, куда я свернул. У меня от него даже голова заболела. А поскольку охота с больной головой - сущее мучение, а не охота, то я свернул в сторонку, присел, достал из рюкзака аптечку, запил таблетку цитрамона водой из фляжки, привалился к дереву, закрыл глаза и задремал.

Вывел меня из этого состояния приближающийся рев двигателя. И вот, через пару минут, мимо по дороге натужно прогрохотал «Беларусь», тащивший цугом целых две тележки. В каждой из них стояло по восемь здоровенных новеньких черных бочек. Трактор уехал, а я еще какое-то время сидел, ожидая, когда утихнет боль в голове. Потом встал и собрался идти дальше, когда вновь послышался рев двигателя.

Знакомый «Беларусь» на этот раз весьма шустро пролетел обратно, поскольку ехал уже с пустыми тележками. Кляня тракториста за то, что распугал всю дичь на моей охотничьей тропе, я побрел вперед и, спустя какое-то время, дорога вывела меня на лесной перекресток, у которого стояли и лежали шестнадцать бочек. Вблизи они были гораздо больше, чем мне показалось с первого взгляда, когда они стояли в тележках. Высота бочек доходила мне до груди, а во мне метр восемьдесят без каблуков. Яркие наклейки на бочках содержали название какого-то мудреного химического соединения. Но я на это внимания уже не обращал, поскольку, понюхав пробки у двух бочек, сразу понял, что за запах преследовал меня на охоте. И теперь передо мной стояло и лежало несколько тонн концентрата, которому, будучи разбавленному водой, еще предстояло вылиться на кроны лип, берез и осинок, что росли вдоль дорог.

Решение созрело мгновенно, и ноги мои сами понесли меня назад в деревню. Мать очень сильно удивилась моему неожиданно раннему возвращению и стала расспрашивать, что случилось. Я буркнул в ответ, что, мол, забыл нужные патроны, и это было в конечном счете сущей правдой, поскольку пришлось перетряхнуть весь свой деревенский «боезапас», чтобы выбрать из него лишь только пулевые патроны. Я не побрезговал даже теми, что были отложены на перезарядку по причине своей древности.

Когда подвел итог поискам, то оказалось, что набрал я шестнадцать штук. Будучи человеком суеверным, я принял это за ЗНАК. Рассовал патроны по карманам и опять зашагал в лес. До перекрестка на этот раз я добрался довольно быстро. Вытащил из стволов семерку, а потом с превеликим удовольствием всадил по пуле в основание каждой из бочек...

Сталь на бочках, к моему удивлению, оказалась не особенно толстой, и пули прошивали их насквозь. Из дыр забили фонтаны коричневой маслянистой жидкости. И хотя вонь стояла совершенно невыносимая, стволы ИЖ-12 раскалились, а правое плечо гудело, я довел дело до конца. Интересно, что ни один старый патрон (тоже ЗНАК!) не дал осечки.

Перекресток этот, чтобы не травмировать свое обоняние, я потом обходил стороной. А заглянув на него как-то через пару недель, увидел, что бочки уже увезены. На месте огромной зловонной лужи остался лишь круг черной, буквально выжженной земли (и не выросла на нем трава ни через год, ни через десять, ни через двадцать(!) лет). Уж не знаю, насколько убедительно повлияла на «химиков» моя контратака, но они после упомянутого расстрела больше в нашем лесу не появлялись.

И другое отрадно: годика через два после того случая гладкая выжженная плешина рядом с перекрестком превратилась... в яму удивительно правильной конической формы. Только нерукотворной она была. А подсуетились здесь... кабаны. Пораскинув, очевидно, своими поросячьими мозгами, либо доверившись своему природному инстинкту, они устроили на этом «пятачке» большое чесалище.

ДЕЛО ВТОРОЕ

Вторая история, увы, грустная, произошла тоже давным-давно, когда еще «охваченный единым порывом весь советский народ стремился досрочно выполнить план 1973 года - решающего года девятой пятилетки».

Стоял мой любимый для осенней охоты месяц - сентябрь. Рябчиков в лесу было в том голу порядочно, но этот день выдался ветреным, и на манок они не шли. Тем не менее, парочка «трудовых», то есть битых влет, уже лежала у меня в рюкзаке. На моей охотничьей тропе был у меня также и утиный интерес, за которым мне следовало заглянуть на Подаксу. Эта речушка, протекавшая по лесу, была мелководной, хотя кое-где встречались и глубокие участки. В последние годы на ней появились даже целых три плеса. А помогли этому... бобры, выпушенные охотоведами на Подаксе. Соорудив три плотины и построив рядом с ними три здоровенных хатки (скорее, целые хаты), они здорово изменили ландшафт этой части леса. По краям плесов выросла густая высокая осока. А сами плесы облюбовали утки, к которым частенько удавалось подобраться на верный выстрел.

Надо сказать, деревенские охотники в ту пору бобров не стреляли, относясь к тогда еще диковинным зверькам с большим уважением. Та же ондатра плавала везде и всюду совершенно безнаказанно, поскольку на нее смотрели абсолютно равнодушно. Крыса, она и есть крыса, только водяная...

Подойдя к первому плесу и окинув его гладь взглядом, я сразу с какой-то еще не-понятной тревогой отметил что-то непривычное в открывшейся глазу картине. Присмотревшись, я сразу понял, что меня встревожило.

Бобровая хатка вместо привычного конуса имела вид разбросанной поленницы дров. Когда я подошел к ней, все стало ясно. Какая-то двуногая сволочь добралась до бобров, сделав это варварским и подлым способом. Забив перед входом в хатку из реки частокол из жердей и тем самым отрезав бобров от воды, эти сволочи разобрали хатку сверху и, очевидно, прикончили бобров палками. 06 этом свидетельствовали капли и сгустки крови на бревнах.

Я побежал ко второму плесу. Увы, там была точно такая же картина.

К третьему плесу я не бежал, а летел, не разбирая дороги, сбавив ход лишь метров за сто до цели. Выглянув из ельника, я увидел следующую картину.

Два здоровенных мордастых амбала, явно городских, судя по виду и одежде, закончив разборку третьей хатки, занимались на берегу снятием шкурок с убитых бобров. Шесть тушек уже белели на траве, над седьмой они трудились. Три неободранных бобра лежали рядом.

Первое, что сделали мои руки, так это мгновенно сменили семерку в стволах на пули. Затем (это было, было...) я прицелился в гадов. Мушка скользнула с одного живота на другой, затем вернулась обратно. Однако этой секунды мне хватило осознать, что я, оказывается, сейчас готов был выстрелить в человека. С минуту я находился в каком-то оцепенении, потом... опустил ружье. Две стальные пули «Блондо» не покинули стволов.

И уж не знаю, почему, но мне вдруг пришла на память публикация в охотничьем журнале о том, как маки (французские партизаны - участники Сопротивления) стреляли теми же пулями, что были тогда в моем ИЖ-12, по двигателям немецких грузовиков. Расстрелянный грузовик мог потом ехать только после замены разбитого двигателя на новый.

Теперь я знал, что сделаю. Пройдя назад километра три по другому берегу, я увидел, как в густом мелком ельнике что-то блеснуло. Это «что-то» оказалось новенькой «Волгой» очень редкого и красивого темно-зеленого цвета. Я не колебался ни секунды, когда посылал пулю аккурат между вторым и третьим цилиндрами. Помню, как я даже подошел к «Волге», внимательно оглядел пробоину и зачем-то потрогал её.

Это было идеально круглое отверстие с как бы отполированным краем. Стальная пуля вырубила в крыле кружок и унесла его внутрь двигателя. Больше мне здесь делать было нечего. Вновь зарядившись семеркой, я перешел вброд речку и подался на ближайшую сечу, где всегда удавалось поднять тетеревов.

Увы, охоты у меня в тот день так и не получилось. Да, ружье постоянно было в правой руке. Несколько раз птицы взлетали на расстояние верного выстрела, но на душе было настолько тяжело от увиденного на речке, что мне было не до тетеревов. Не ослабило это чувство и сознание того, что частичное возмездие все-таки свершилось.

Друзья мои, охотники! Может быть, кто-то из Вас осудит меня за этот поступок, но я так не считаю, ибо и по сей лень всякий раз, когда вспоминаю увиденные в тот день кровавые сгустки на бревнах и грудку ободранных тушек, у меня непроизвольно сжимаются кулаки и зубы.

Как вкручивались из ситуации браконьеры, можно было только догадываться. Но где-то полгода спустя мне посчастливилось услышать от одного из моих знакомых деревенских охотников «вторую серию» этой истории.

Об этом охотнику поведала его родная сестра, жившая в одной из деревень неподалеку от трассы «Москва-Иваново». Ни с того ни с сего вдруг резко и беспробудно запил ее муж-тракторист. «Гулял» он не один, а вместе с пятью своими колхозными приятелями. Длилось это «мероприятие» аж целых полторы недели. Потом деньги у честной компании закончились, и мужичкам пришло время выходить из запоя. Пришедший в себя муж-тракторист, естественно, был подвергнут допросу. На вопрос жены о том, что, мол, откуда у тебя, пьяная твоя морда, появилось столько денег, что ты со своими пятью забулдыгами жрал (лексика не моя - А.П.) целых десять (!) дней, зарабатывающий прощение виноватый муж в подробностях поведал дражайшей супруге следующую историю...

Десять дней тому назад он, не нюхавший спиртного уже пару дней, а потому будучи трезвым, как стеклышко, чинно и мирно перепахивал колхозное поле у леса, когда предстал перед его трактором пузатый субъект, представившийся рыбаком и умолявший его вытащить из леса машину, у которой заглох двигатель. Ну, и, разумеется, не бесплатно.

Поскольку проблема «принятия на грудь» по поводу (и без повода), по моим наблюдениям, в деревне стояла (стоит и стоять будет!) несколько острее, нежели в городе, то от таких предложений деревенские мужички, как правило, не отказываются. Но ведут себя достойно, не мельтешат.

И в цене за подмогу тракторист себя не уронил, зорким наметанным глазом разглядев и то, что птица залетная, и то, что глазки у «рыбака» бегали, и то, что щетинка у мордастого явно не однодневная. Да и по умоляющим интонациям понятно было, что безвыходняк у него. Не сходилось лишь то, что в будний день городские по рыбалкам не ездят, а потому цену заломил он ЛЮТУЮ.

Пока отцеплял плуг, пока ехали к Подаксе, прорвало «рыбачка» на радостях. Поведал он, что два «ГАЗона» приезжали помочь, да ничего у них что-то не получилось.

Дивился про себя тракторист: как это грузовик да «Волгу» не потянул, но помалкивал, ведя трактор по лесной дороге.

Не прост, ох, не прост наш деревенский мужичок, хоть иногда и неказист с виду и нос цвета красного знамени. Подъехав к речке, все он увидел и все понял. И лужу под машиной, и отказ на свое предложение посмотреть двигатель, и дырку в крыле, старательно заклеенную березовым листиком на солидоле. Потому, видно, его предшественники-спасатели и завернули оглобли, убоявшись возможных вопросов ГАИ на трассе: почему, мол, машина прострелена и что везете? Одного он только не понял: ЧТО эти «рыбачки» натворили? Но вопроса такого не задал, только хмуро сказал, что цену УДВАИВАЕТ, довезет только до трассы, а ежели не согласны, то … счастливо оставаться. И потому, как без совета оба дружно в голос суетливо согласились, понял тракторист, что вычислил он их верно и ход его был правильный. Кинул он им трос под ноги и поднялся в кабину...

Не знаю, перетянет ли общая стоимость крыла, разбитого двигателя и той водки, которую выпили за девять дней шестеро привычных к этому делу мужиков, жизни тех десяти бобров, что убили эти подонки, но я тогда, дослушав этот рассказ до финала, испытал-таки облегчение.

К тому же временно покинутое трактористом поле, надо полагать, невспаханным, конечно, не осталось.

Александр ПОСУДИН